Я наворованное прятал в снятой хате,
Как вдруг раздался, как-то раз, звоночек в дверь.
В глазке менты и каждый, тварь, при автомате.
Короче, минимум пятёра мне теперь.
Я на балкон и акробатом в хату ниже.
Часочек выждал, борщеца втопил, чайку.
Вдруг щелк замок, и на пороге, что я вижу,
Виденье чудное, с подобное цветку.

Припев:

Ах, Таня, Танечка, все в прошлом, шмон и паечка,
Снежинки на фуфаечке и за сугроб в сортир.
Ах, Таня, Танечка, уйдет в барак и баечка,
Как ты сменила, заечка, вору, бля, взгляд на мир.

Виденье пеною наполнило джакузи,
А в чем я был в стиральную машинку Bosh.
И когда ужин с кухни Мilley ёкнул в пузе,
Я как-бы понял здесь так просто не уйдешь.
Качались звезды за двойным стеклопакетом,
Динамик томно прогибал старик Армстронг,
И наша страсть затихла лишь перед рассветом,
А на рассвете снова слышу в дверь звонок.

На трель звонка, дверь сняв с петель, менты ввалили.
Меня рукой отставив, Таньке щелк браслет,
И ордер на ее арест нам предъявили,
А видя шок мой, объяснил мне старый мент.
Давно «Люсиновка» пасла твою красотку,
По трем статьям, меньше пяти лет ей не дашь.
Хотели брать вчера, да вот недоработка,
Пришли по-пьянке, перепутали этаж...

Я прощу тебе все, в чем ни кайся, все разом прощу.
Я камин разожгу, и на корточках руки согрею.
И в ладони твои я повинно лицо опущу,
И от нежного запаха рук, как с вина зачумею.

Это всё через миг. А пока две сплошных полосы
Отделяют дорогу домой от дороги из дома.
И разлуки осталось немного – всего с полверсты,
И до встречи с тобой – три-четыре дорожных излома.

Припев:
Рублевское шоссе, короткое, как ночь,
Как ночь, в которую я ехал не по воле.
Рублевское шоссе, петлистое точь в точь,
Как и мои по северу гастроли.

Я приму всё как есть, и признаться себе не хочу
Что ловлю в каждом слове твоем перемен в отношении
Но на Соколе в маленькой церкви поставлю свечу
И в молитве просить буду дать твоего мне прощенья.

Шереметьево-2 был единственным средством от нар
И друзья наспех скинули паспорт и с доли навар
Я в кабинку контроля входя был к сюрпризам готов
Но увидел её и в натуре остался без слов...

Припев:

Зелёные глаза, зелёные погоны
Мне нет пути назад, а мы и не знакомы
Зелёный огонёк, улыбка с долей грусти
И чёрный штемпелёк мой грех пусть мне отпустит.

Как в рекламе про лысого, девочка сверила фас
А я думал как вечером всё могло б выйти у нас
И вот паспорт мой, нежная, сунула под ультросвет
И по взгляду я понял, не так светит мой документ.
И когда в том окне снова встретились наши глаза
Я смотрел на неё, как в церквях смотрят на образа
Я молился, любимой, молился немою мольбой
И она отстучав штемпельком, отдаёт паспорт мой.

Год прошёл, я вернулся и всё улеглось, утряслось
И случайно в «Пассаже» нам встретится с ней довелось
Не узнала, не помнила, раньше встречались едва
Ну и я ей про случай про тот в Шереметьево-2...
Засмеялась: «Ах, помню, мы были совсем новички.
Да ещё перед сменой упали, разбились очки.
Не лицо и паспорт не видишь, когда минус пять
Кто же знал что преступник решит в мою смену сбежать!»

Был на свадьбе я дружком у него,
На разводе слушал всю эту грязь.
А вообще про меж того и того -
Был с женулькой очень даже «вась-вась»

Всё и шло оно у нас тик и так
Но представьте, уж не помню число...
У него и у меня - кап-кап-кап
Вообщем грубо говоря - потекло...

Обнаружилась внебрачная связь
Но она обоих ясно корит...
Говорит она ему: «Ах, ты - мразь!»
Тоже самое и мне говорит.

Я ему: «Ты эту блядь, лучше брось!»
Шуму было но на весь СССР
И ходили мы все трое поврозь
Он с обеда, я с утра в диспанссер.

Мы не стали друг на друга дымить
Да и снова развлекаемся с ней
Мне то что, мне эту блядь не кормить
А ему и самому спокойней...

Подруга с батей, солнцевским братишкой,
В Тверь к бабке укатила, а меня
Просила посмотреть за их домишкой
И покормить мастифа – кобеля.
А этот тип не жрет сухого корма
И не желает жареных котлет;
Работа скотовода – не проформа –
А вдруг он похудеет, как скелет?
Коттеджный городок в Барвихе,
Экологический и тихий,
Где запах хвои с облепихой
Сплетает вычурную вязь;
Коттеджный городок в Барвихе,
Газетной сторонясь шумихи,
Давно уже не ведал лиха,
Заборами отгородясь.
Замучавшись пихать еду в мастифа,
Под вечер я залез в хозяйский бар…
Очнулся утром – в доме очень тихо,
Зато за палисадником – базар.
Узнал я, что за прошлую неделю
На городок нагрянула беда:
Трех кошек у соседей ночью съели,
(И, кстати, что идет мне борода!)
Охранника с соседней с нами дачи
Чуть не задрал в ночи какой-то зверь;
Сожрал два бутерброда, а иначе
Не говорить бы мне бы с ним теперь!
Легенды о барвихинской скотине
Меня не уставали поражать,
Но я провел ладонью по щетине –
И начал в ситуацию въезжать.
Пришел домой, прибрался, отпер двери,
Сбрил бороду и спрятался внутри.
Под вечер я услышал топот зверя
И чавканье у миски Peddigree.
Сухой батон и два кило картошки –
И моего мастифа не узнать.
Повеселел, поел еще немножко,
И лег поспать в хозяйскую кровать.
Покуда не приехала подруга,
Восстановил я в домике уют;
Капризная и вредная зверюга
Безропотно съедала, что дают.
А милая, души во мне не чая,
Лоснящегося встретив кобеля,
По вечерам меня поила чаем
И ласково глядела на меня.

Друг погиб, проглядели друга
И не в Косове, не в Чечне
Друг погиб, из такого круга
Что теснее, чем на войне...

Припев:

Когда стоишь над пропастью с другими
Земля черна и на дворе весна
И не стреляют в небо холостыми
Ещё страшнее эта тишина.

И мы стоим, давно мы не солдаты
Кто с ним табак и хлебушек делил
И мы стоим, и все мы виноваты
Все кто его собой не заслонил...

Всё то думалось, куда я тороплюсь
Вот немного погуляю и женюсь
Говорил себе: «Не дёргайся, постой!»
Да с постоем и остался холостой...

Припев:

Ходите по девкам и в гости
Спешите любить и дружить
Живите сейчас а не после
Потом будет некогда жить!

Всё то думалось, вот только захочу
Я всю землю обойду и облечу
И хотя я что-то в жизни повидал
Но к отплытию «Магеллана» опоздал.

Не учу вас, просто опытом делюсь
Очень быстро не playboy'ем становлюсь
Но а вы мол: «Ну чего он мельтешит
Каждый сам свои ошибки совершит!»

Куплет:

Мама не ругай меня, я пьяный!
Я сегодня пил и буду пить.
Потому что завтра утром ранним, дорогая,
Ухожу я в армию служить!
Потому что завтра утром ранним, дорогая,
Ухожу я в армию служить!

Припев:

Пацаны, пацаны, пацаны,
Нам до дембельской долго весны.
Но никто, так как мать,
Там не будет нас ждать
Пацаны, пацаны, пацаны!

Куплет:

На два года милую оставлю,
Пацаны она не станет ждать.
Как сейчас мне хочется напиться и заплакать,
И спасибо матери сказать,
Как сейчас мне хочется напиться и заплакать,
И спасибо матери сказать.

Припев:

Пацаны, пацаны, пацаны,
Нам до дембельской долго весны.
Но никто, так как мать,
Там не будет нас ждать
Пацаны, пацаны, пацаны!

А у друзей как у друзей
Один всегда чуть-чуть смелей
И я застал его случайно
У девчонки у моей
Застал вдвоём целующихся с ней

Припев:
Журавлинные стаи улетают на юг
Ту что я обнимал, обнимает мой друг
Самый лучший мой друг и девчонка моя
Будут вместе, один буду я

Мы вместе дрались двор на двор
И наш душевный разговор
Когда потом братались кровью,
Я ведь помню до сих пор
Как пели Круга под гитарный перебор

Конечно время снимет боль,
И я наедине с собой
Пойму что не того звал другом
И люблю шептал не той.
Но это слово долго не скажу другой…

Уже слышна весенняя капель,
Гульнуть бы нам сейчас от вольного,
За решкою заблатовал апрель,
На волю весной хочется особенно.

Припев:

Заблатуй ты, апрель, заблатуй,
И порадуй нас звонкой капелью,
Расколдуй нас, апрель, расколдуй
Околдованных в зоне метелью.

И в прошлом бы оставить холода,
Бараки, вышки, окрик часового.
Надеждою живем мы здесь всегда,
Что следующий апрель увидим снова.

Пусть заново весенняя капель
Сквозь решку доносит нам шум воли.
Вновь на свободе буйствует апрель,
А я уже шесть пасок, как в неволе.

Уже полгода я не дрался, персоналу не грубил,
И малолетил, о досрочном загадав.
Ну, а теперь оно зачем, такой ценой я не просил,
Я досидел, еще полгода подождав.
И сколько надо бы я ждал, и сколько надо я б терпел,
Лишь бы не видеть телеграммных этих строк.
И понимать, что самой малость опоздал, что не успел,
И не услышу больше я: «Привет, сынок!»

Припев:
К Маме, Маме, к Маме любимой
Мчит меня поезд Мурманск-Москва.
К маме милой, самой красивой,
К той, что мне скажет родные слова.

Я еду, чтоб просить прощенья, что из дома убегал.
А с пьяным ты отцом ругалась, я был с ним.
И что в ответ на поучения грубо голос повышал.
И в школу вызовы один шли за другим.
То с перевязанным лицом, то с переломами ног, рук,
То весь от пороха ожогов приходил,
И вот однажды ключ под ковриком чужим взял Лёшка друг,
А ты ж просила, чтоб я с Лёшкой не дружил.

Припев:
Когда к начальнику колонии позвали в кабинет
И телеграмму положили на столе,
Я как-то сразу и не понял, рядом справка и билет.
Сейчас июль, а ждал, что выйду в феврале.
Так я февраль бы подождал и год, и пять еще б терпел,
Лишь бы не видеть телеграммных этих строк.
И понимать, что самой малость опоздал, что не успел
И не услышу больше я: «Привет, сынок!»

Ах, первый срок, ты словно первая любовь
Незабываемый, нежданный, непонятный.
Без суеты, без лишних слов, легко, как на анализ кровь,
Меня забрали, приговор зачтя невнятно.

А где-то девочки спешат в свой институт,
И Лёвка Быков варит плов ко дню рожденья,
И возле булочной шиповники, шиповники цветут,
И на душе ни слёз, ни боли, ни сомненья.

"Прощай, мой мальчик", - пишешь ты.
Для карт письма пойдут листы.
А за бараком лес непетой красоты,
В ларьке есть "Сникерс" и "Дирол",
С развода в хату и за стол
С братвой ругать "Спартак", что проморгали гол.

И мамка сменит в кухне три календаря.
Три пасхи минут и моих три дня рожденья.
Подружки народят детей, попереженятся друзья,
Без нас пройдут все дискотеки и веселья.

Я напишу здесь сотни две своих стихов,
Да без клочка бумаги – здесь это кощунство.
Я зарифмую жизнь воров, баланды вкус и свист ветров.
В натуре, от безделья тянет на искусство.

Натру багульника в ладонь,
Мне душу лечит эта вонь,
И затяну ребятам Цоя под гармонь,
Войну помянем матерком,
Поправим тело чифирком,
И в том же духе вечерок за вечерком.